Вода в бассейне была прохладной. Антон сделал пять кругов и сначала разогрелся, но на берегу его мигом обсыпало гусиной кожей и пришлось спасаться в душе. Мылясь и уворачиваясь от тугих, как проволока, обжигающих струй, он представлял, как выйдет сейчас на стадион, встретит в павильоне Ромку Шульгина, и как они сольются в шахматном экстазе. Он как раз вчера вычитал одну интересную комбинацию. Оба играли ровно, на хорошем уровне турнира второго класса средней школы, поэтому взаимных обид на спортивном поприще не возникало, дело чаще всего заканчивалось ничьей и обоих это устраивало. Они были почти друзьями, хотя обычно дружбой с исполнителями мало кто мог похвастать. Недолюбливали их. За что – непонятно. Ходили слухи, что они стреляют в людей. Ходили слухи, что они применяют против людей запрещённые химические препараты. Ходили слухи, что они воруют у людей деньги. Ходили слухи, что и из банков они воруют не менее успешно. Ходили слухи, что большинство из них – садисты. Можно было предположить, что часть из расползающихся по Базе жутковатых историй была правдой. Часть – явный вымысел, порождённый больным воображением народных масс, запертых волею судеб на ограниченной территории подземного архипелага. Ещё часть баек могла бы оказаться правдой, если бы не откровенные ляпы в повествовании.

Замкнутая на себя человеческая колония обрастала легендами и мифами собственного сочинения. Только вот религии не было. Не совсем так, религия была, хотя назвать религией витающий в народе дух можно было с очень большой натяжкой. Свод правил умещался в рамки нескольких простых и доступных постулатов. Не лезь не в своё дело. Уважай окружающих. Работай лучше, чем умеешь, но не переусердствуй, не навреди делу переизбытком трудового рвения, ибо известно, что дурак активный гораздо хуже дурака пассивного. Дураков, правда, в этой преисподней не наблюдалось, их отсеивали ещё на том берегу Стикса.

Как и во всякой уважающей себя религии, на Базе наличествовал бог. В отличие от всех верований, в которых последние свидетели личного общения померли более двух тысяч лет назад, здесь были люди, имевшие честь беседовать с Шефом ежедневно. Мало того, судя по досужим россказням, находились экземпляры, набиравшиеся наглости тревожить Шефа в любое время дня и ночи. Мало того, Шеф снисходил до низменных молитв и давал ответы. Мало того, он мог являться сам, но не во плоти, а в обличье Голоса, и голос его был ласков и прост.

В маленьком государстве не существовало писаных законов. Здесь вообще отсутствовала всяческая документация. Не было приказов за номером таким-то, не было зарплатных ведомостей, никто никогда в глаза не видел штатного расписания, нигде не висели «Правила пользования». Иерархии как таковой тоже не наблюдалось, а представители профессиональных кланов пересекались очень редко, разве что на почве личных интересов, несмотря на то, что на работе многим из них приходилось встречаться чуть ли не ежедневно.

Антон вышел из душа и рядом со своим шкафчиком наткнулся на голого и красного от растирания Владимира Ивановича Шапко, брюхо дирижаблем, борода лопатой.

- Привет, Антон, - кивнул он, размахивая перед собой скрученным полотенцем. Бородища от ветра заворачивалась в рот, и он отплёвывался. - Тут к тебе заходил один мордатый, я его знаю, но фамилии не помню. Я сказал, что тебя нет.

- Почему – нет? Вот он я.

- Ну, так шкафчик закрыт, а я не рентген.

- В клетчатой рубашке заходил? – Антон открыл отделение с чистой одеждой и взял полотенце.

- По-моему в клетчатой. Точно, в клетчатой. Попросил если увижу передать что он в третьем павильоне. Сказал – срочно.

- Спасибо, - Антон начал одеваться.

Он вышел под гигантскую полусферу стадиона, и в который раз поразился размаху. Голубоватый фосфоресцирующий далёкий потолок создавал ощущение неба; если долго смотреть, то можно было увидеть и облака, призрачными миражами плывущие от озонатора к вытяжке, хитро декорированной под осветительные фермы. Вместо торцевых трибун были разбиты скверы, в беспорядке утыканные павильонами и игровыми заведениями. Под боковыми трибунами на нескольких этажах разместились спортивные залы и бассейны. Обслуги здесь почти не было, потому что по неписаному правилу каждый убирал за собой сам. Пара техников и десяток уборщиков со спецавтоматикой – вот и весь персонал.

На футбольном поле, лениво перекрикиваясь, нехотя мутузили мяч наблюдатели из второго и третьего секторов. Завидев Антона, его сектор бросил игру, шутливо выстроился во фрунт и, подгибая от усердия колени и отклячивая задницы, проорал: «Третий сектор впереди, сзади к нам все заходи!» Антон отвесил им салют, и направился в сквер.

Шульгин маялся возле входа в шахматный павильон.

- Что за срочность? – спросил Антон, протягивая руку.

- Почему срочность? – не понял Ромка. – Ты телефон не брал.

- Я в душевой был, выключил. Мне Владимир Иванович сказал, что ты забегал.

- А, наш попик, - засмеялся Ромка.

- Попик? – не понял Антон.

- Ну да. Ты не в курсе? Он бывший поп, а ещё раньше – профессор. Или наоборот. Сейчас у нас руководит всем отделом социологии. Забавный мужик. Недавно нам одну теорию толкал – обалдеешь. Теория горизонтального управления, слышал? У нас здесь, говорит, общество горизонтального управления в миниатюре. Вроде все равны, а хаоса и анархии нет. Всё по полочкам разложил. «Каждый индивидуум имеет собственную меру ответственности», - басом процитировал Ромка, задрав башку и почёсывая воображаемую бороду. – Как тебе?

- Никак. Пошли в шахматишки.

- Нет, Антоха, не могу, у меня работа стоит.

- У тебя же выходной, - удивился Антон.

- У меня, мосье Одинцов, не бывает выходных, или ты не знал? У исполнителей свободный график. Не знал, правда? Пойдём вон на той скамеечке посидим. Ты мне, если честно, очень нужен, Антон. Мне сказали, что ты спец по криптосистемам, это так?

- Как тебе сказать... Спец – не спец, но опыт есть. Что там у тебя?

- В общем так... Секрета в этом особого нет, ты же знаешь, языком болтать у нас вроде не положено, но никто и не запрещает. А если по работе нужно, то и нужно. У тебя же допуск есть?

- Есть, давно. Уже год как первая группа.

- Ну вот. А с другой стороны я считаю, что это глупо. Нужно отменить все эти допуски и секретности и сразу по приходу разъяснять человеку, что и зачем. Живём тут на уровне «одна бабка сказала», а дело страдает... Значит, по ситуации. Есть объект, один перец, зовут его... неважно как его зовут. Помощник губернатора... одной из наших областей. Он не миллионы, он миллиарды нахапал, и распихал всё по банкам. На Кипре, на Карибах, по-моему, в Новой Зеландии. Я точно не знаю, мне и не надо знать. Короче, пробовали с ним по-всякому. Все свои методы я уже применил. Семьи у него нет, давить его нечем, кроме здоровья, так что коленку я ему прострелил...

- Коленку? - у Антона бухнуло сердце.

- Ну да, коленку. Ты тоже не знал? Ну, ты даёшь! Ты же сказал, что у тебя первая группа. – Ромка смотрел на него во все глаза. – Первая! Группа! И тебе ещё никто ничего не рассказал?

- Нет.

- Тогда придётся мне отдуваться. - Он огляделся по сторонам. – Значит слушай...

Антон слушал молча, стискивая зубы и мотая головой от неверия. Выходило так, что База начала своё существование лет пятнадцать назад с маленькой пещеры и с одного спутника. Гениальный изобретатель-самоучка практически случайно наткнулся на принцип мгновенного перехода в пространстве, и назвал своё устройство зеркалом, а путь через зеркало - тоннелем. Ромка принципа не знал и поэтому вдохновенно врал. «Свёрнутый в кольцо световой поток, понял!» - восторженно пояснял он. Изобретатель, он же нынешний Шеф, путём долгих поисков и наблюдений нашёл и вытащил на свет божий, точнее затолкал в свой ад нескольких товарищей, таких же больных на голову психов, одержимых идеей всеобщего счастья. Счастливым они представляли себе общество, в котором руководит добро и справедливость, а любой гражданин имеет право на честную долю внимания и благ. «Коммунизм» - прокомментировал Антон. «Почти» - согласился Ромка.

Дальше – больше. Никто из первопроходцев не знал - как, и не умел созидать. В их умах поначалу зрела только идея строительства через уничтожение. Первые эксперименты проводились в отдалённых локализованных регионах. Вот уничтожим всю нечисть, вымоем из общества скверну, и наступит эпоха наслаждения результатами собственного труда. Не тут-то было. Уничтожали, вымывали. Нечисть продолжала плодиться, а скверна так и лезла из продезинфицированных углов. Тогда пришла мысль призвать настоящих идеологов, социологов, психологов и взять на вооружение самые передовые идеи. Нашли. Призвали. С этого момента и возникли основы логичной структуры Базы, которую можно было видеть сейчас.

У изобретения, которое не переставало совершенствоваться, были обнаружены побочные, но очень важные и нужные эффекты. К примеру, была разработана установка размером с дорожный чемодан, выдающая энергию Днепрогэс. Второе устройство позволяло быстро и без особых мощностных затрат генерировать аннигилирующее и уплотняющее материю поле, что давало возможность строительства гигантских подземных помещений. Деньги на все эксперименты и на жизнь беззастенчиво тырились со счетов барыг и взяткоимцев, так что с моральной стороны никто из отцов-основателей не страдал. Всё требуемое оборудование совершенно легально заказывалось на обычных предприятиях, доставлялось на Базу по частям и тут же собиралось.

Поначалу отцы пытались действовать законными методами. Снимали, к примеру, передачу взятки должностному лицу на камеру, а запись подбрасывали в прокуратуру. Иногда срабатывало. Но, в большинстве случаев, прокурор вызывал объект на беседу, журил за неосмотрительность, и дело попадало в мусорную корзину. Стали снимать на видео оба эпизода, и с взяткой и с прокурором, и отправлять на уровень выше – выходила та же история. Наверху вставляли фитиль обоим, и взяточнику и прокурору, давали по мозгам за головотяпство и отправляли восвояси. Потом отцы пробовали уничтожать контингент. Стало не хуже, но и не лучше. Старые наворуют и успокоятся, а новые приходят хапать с удвоенным энтузиазмом.

Теперь принципиально подход к построению великого общества не изменился. Только скверна по новым правилам не уничтожалась, а принудительно перевоспитывалась.

- Как это? – спросил Антон, нервно прохаживаясь перед развалившимся на скамейке Ромкой.

- Да запросто. Наблюдатели отыскивают объект, собирают сведения, потом передают его в разработку координаторам, куда входят группы социологов, психов и всех остальных мозгоправов, ну, ты знаешь. – Антон мотнул головой. – Те разрабатывают план воспитания, в обязательном порядке заставляют вернуть награбленное у общества в наш фонд, а самого воспитуемого отправляют на принудительные работы в самый низ, хотя бы слесарем на завод.

- Слесарем? На завод? – озарила Антона страшная догадка. – Зачем?

- На перевоспитание, зачем. Чтобы жизнь мёдом не казалась. Как пример и назидание тем, кто придёт на их место. Заодно и слух пустить в народ, правду, полуправду, так быстрее верят. Приходит новый начальник, а над ним висит проклятье. И самое для него страшное знаешь что? А то, что он и сам точно не знает, где правда, а где ложь о горькой судьбе своего предшественника. Вот и держит себя в руках до поры до времени. А мы иногда напоминаем.

- Ну а как всё происходит-то, расскажи. – Антон даже бегать перестал.

- Да ничего сложного. Спецы рисуют психологический портрет объекта, по нему психолингвисты составляют для меня речь, в которой предусмотрены все возможные повороты предстоящей беседы, инструктируют, несколько дней готовят план, а потом разработка передается в исполнение... Представь, поздний вечер, перец готовится ко сну, а тут тихий, вкрадчивый голос из ниоткуда... или, например, громкий рык, что мне самому страшно делается, голос через специальный синтезатор прогоняется, жуть. Я ему и говорю что-то типа «Валера, поговорить надо». Он напускает в штаны, и дело в шляпе... – здесь Ромка выдержал эффектную паузу.

- А дальше? – заворожено спросил Антон.

- А дальше по накатанной. Я ему зачитываю все его грехи, выдаю план его действий на ближайшие дни, ну, куда отправить неправедно нажитые деньги со своих счетов, как сделать заявление о своём уходе, как дальше поступать...

- И что, все так сразу соглашаются?

- А ты бы не согласился? – заржал Ромка. – Если не соглашаются, тут мы начинаем давить через семью, близких, методов куча. А если и это не работает - пулю в коленку. Сначала в одну, потом в другую, потом в третью...

- Странно.

- Что странно?

- А что с тем перцем-то не так? С тем, с которого ты начал разговор. С губернатором.

- С помощником. А с ним такая история... Пойдём на пост, я тебе лучше на месте покажу.

Антон поднялся, поправил брюки, похлопал по карманам и сказал:

- Пошли. Мне уже самому интересно. – Они вышли из сквера и побрели по гаревой дорожке. - Ромка, у меня к тебе вопрос. Только между нами. Ты можешь уничтожить одного гада? Для меня?

- А он действительно гад?

- Ещё какой. Сможешь?

- Если честно, Антон, нет, не смогу. Я не имею права заниматься самоуправством. Ты думаешь, что мне нравится стрелять в людей? Зря думаешь. Но, если гад – реальный гад, я могу отдать дело в разработку, на рассмотрение группы социологов. Ты мне его данные потом скинь, ладно? Я попробую.

- Хорошо, скину. Ты кем был до этого, до Базы?

- Шпаной я был, гоп-стоп. Мелочь тырил по подворотням. Потом малолетка. Потом колония. Мать у меня алкоголичкой была. Пришли три хмыря, напоили, выкатили ей ящик водки, подписала она какие-то бумаги, и нет нашей квартиры. Батя давно помер. Очутились мы в клоповнике в доме под снос. Я и пошел по уголовке. Сейчас в универе учусь. На юриста.

- Как это?

- Ты не знаешь? Лекции слушаю через зеркала. У меня дома обучающий терминал поставили. Лекции прямо из универа. Живьём. Ни одной не пропускаю.

- А экзамены как?

- Никак. Меня потом наши же и экзаменуют. У нас тут профессура похлеще той.

- И диплом получишь?

- Конечно. В лучшем виде. Нарисуют – хрен сотрёшь! – опять заржал Ромка на весь стадион.

- Кошмар... Слушай, Ромка, ещё один нескромный вопрос. – Ты Шефа когда-нибудь видел?

- Не видел. Его вообще ни одна живая душа не видела.

- Тогда откуда ты всё это знаешь? Про Шефа, про отцов-основателей, про зеркала?

- А я и не знаю. Я всё выдумал, - сказал Шульгин и хитро подмигнул.

© Мирошниченко Михаил. Ноябрь 2013 г. http://mafn.ru