В столовой оказалось битком. Круглый, сказавши «быстренько перекушу – и домой», попылил к столу раздачи в общем зале, попутно расшаркиваясь со знакомыми. Антон без настроения поплёлся в свою палату, идти домой было совсем тоскливо. Палатами народ называл обширные сводчатые кельи по периметру столовой, некоторые из них были навечно оккупированы местными кланами.

За его любимым столом уже сидел Иван Беспалых из седьмого сектора и с ним бригадир третьего Костя Жилин. Иван первым опознал Антона и призывно замахал вилкой, барским жестом поводя над столом – подгребай, не стесняйся, тут навалом. Нет уж, братец, сам ешь свой китайский арсенал, я как-нибудь без пиротехники обойдусь. Мне бы, знаешь ли, чего-нибудь попроще и чаю полведра, мы люди неприхотливые, нам до ваших китайских выкрутасов как до Парижу. Мы с ваших армянских острот можем и животом заболеть. Есть у нас горький опыт.

Он кивнул Ивану с Костей, взял поднос и пошёл отовариваться. На столе раздачи, во всю его необозримую длину, толпились судки, кастрюли, сковородки, широченные подносы с эверестами еды, фарфоровые супницы размером с континентальное море. Всё это ресторанное великолепие шипело, шкворчало, дымилось и парило, распространяя аппетитнейшие запахи, но Антон точно знал где и что ему искать. И вид, и запахи бывали обманчивы. Перуанская кухня. Вьетнамская кухня. Марсианская кухня... А мы по-простому, по-нашенскому. Он навалил себе в блюдо горку жареной картошки, уложил рядом два толстых антрекота, полил их красным овощным соусом, сунул на поднос тарелку лукового салата со сметаной и дополнил меню дутым фарфоровым чайником в японской боевой раскраске.

Пока он расставлял на столе нехитрую добычу, Беспалых подозрительно оглядел сгружаемый на стол кулинарный примитив, покачал головой и, отважно орудуя ножом в утробе громадного краба, вынес вердикт:

- Деревня. Как обычно. Мясо с картошкой. – Он повернулся к Жилину. – Вот видишь, Костя, когда чукче выделили трёхкомнатную квартиру, он в самой большой комнате поставил ярангу, а нужду ходил справлять за ярангу, однако. А когда ему дали попробовать мясных консервов, он сказал: «копальхен лучше, однако».

Костя мягко улыбнулся. Перед ним в тарелке скромно доживал последние минуты помидорный салат, а на бортике притаился изрядно обглоданный кусочек ветчины.

- Тебе, говорят, сегодня допуск дали? – спросил он.

- Ну да, - набитым ртом ответил Антон. – Кто говорит?

- А больше тебе ничего не сказали?

- Не-а. Никто и ничего. А что мне должны были сказать?

- Этот Круглов... – покачал головой Костя. – Про девок своих может часами трепаться, а по сути... Конспиратор засланный. Дело в том, Антон, что через пару недель я ухожу, у меня контракт заканчивается, и бригадиром третьего сектора решено назначить тебя.

- Кем решено? – Антон даже жевать перестал. – Почему я? Почему не Беспалых? Я, знаешь ли, не подписывался на бригадира. Тут люди и подольше моего работают, вон, Ванька, например, уже второй год вкалывает, а я всего четвёртый месяц.

- А на многое ли ты здесь подписывался? Ты вообще тут на что-нибудь подписывался? Если кем решено, тем и решено, и ни Ваньке, ни тебе это решать. Беспалых будет работать на своём месте, а ты – на своём.

- Ладно, чего сразу завёлся. Я так-то просто сказал.

- Это ты просто завёлся, Антон, я тебя просто ставлю на место. И нечего на меня так смотреть! Про дисциплину тебе, я думаю, объяснять не надо. Ты проходил начальный инструктаж, и тебе должно быть хорошо известно, что по итогам работы любого могут и повысить, и понизить. Тебя повысили. Не в обслугу же тебя погнали? Что тебе ещё не так?

- Да я, в общем-то... Я как бы и не против.

- Не против он. Это приказ, запомни. Расписываться нигде не надо. Через три дня начинаем с тобой работать по новым обязанностям. Я ведь никуда не ухожу, Антон, - смягчился Костя, - буду иногда приходить как Круглый, а ты будешь мне звонить по необходимости. Никто тебя в омут не кидает, будешь заниматься тем, чем и занимался, обязанностей только прибавится. Да! Совсем забыл! Зарплата тоже прибавится, - улыбнулся он.

- В два раза? – улыбнулся в ответ Антон.

- В два – не в два, но прибавится. Тебя сегодня ещё Старший должен вызвать, так что готовься, голову там помой, штаны погладь.

- Задницу помой, - посоветовал Беспалых, - к начальству всё-таки идёшь.

- Ну вас, балбесов, - махнул Антон, - с ними серьёзно... Слушайте, я сегодня выходил в вертикальный тоннель... – сказал он и осёкся, глядя на Ивана.

- Продолжай, продолжай, - успокоил его Костя. – При Ваньке можно, он у нас из седьмого сектора, так что знает побольше твоего. Так что там - в вертикальном тоннеле?

- А что рассказывать, если вы и так всё знаете?

- В невесомости он сегодня был, и штанишки обмочил, - Ванька доверительно наклонился к Косте и, укрывшись ладошкой, добавил конспиративным шёпотом на всю столовую. – Потом они вдвоём целый час гонялись по спутнику за капельками с полиэтиленовым пакетом – не дай бог хоть одна на зеркало попадёт. А потом всё, что собрали, они...

- Понёс, понёс, – засмеялся Антон. – Не так всё было.

- А как? – Ванька деловито обсасывал жуткую на вид рачью клешню.

- Ладно, чего уж, прижало там меня. Крепко прижало, скрутило, можно сказать. Если честно, то страшно было и тошно.

- Не ты первый, - многозначительно начал Ванька, и вдруг затрясся мелким смехом. – Со мной ещё хуже было. Я чуть в открытое зеркало не улетел, а за ним заседание какое-то идёт. Прикинь, заседание. Сидят прямо под нами ответственные работники, министры, там, депутаты, чёрт их разберёт. Морды, короче, шире талии, – он развел руки. - И тут я сваливаюсь им на головы. Вот кипеж бы был! Со мной тогда наш Старший инструктором пошёл, а меня швыряет из стороны в сторону, не за что зацепиться. Кое-как он меня выловил, ноги проводом связал и в тоннель опустил. Потом сутки рвало, как вспомню. Сейчас ничего, привык после тренировок.

- Тренировок? – испугался Антон.

- А ты как думал? Двадцать дней подряд.

- Ё моё, - уныло пробормотал Антон и с тоской посмотрел на Костю.

- А чего ты на меня смотришь? - удивился Костя, - Работа есть работа. Кто-то же должен обслуживать оборудование на спутниках?

- Да ладно пугать. Надо – так надо. – Антон представил себе тренировки, и его замутило. – Надо – так надо, - повторил он.

- И ещё, Антон... - начал Костя. – Меня очень попросили побеседовать с тобой на тему... Ч-чёрт, слова не подобрать. Идеологии... Нет. Мировоззрения... Нет, не то. Короче, Антон, специалист ты классный. Берут сюда, как ты понимаешь, не всякого. Предпочтение отдаётся тем, кого система поломала, кто в жизни успел хлебнуть дряни. Здесь, на Базе, не могу сказать точно, но почти всех судьба потрепала изрядно. Многие, как и ты, винят в этом кого-то конкретного, но это неправильно. Тише, тише, - сказал он, заметив, что Антон начинает закипать. – Просто послушай, хорошо?

- Костя, прекращай, - подсказал Иван, - его сейчас стошнит на тебя. Он сейчас лопнет.

- Да я вижу... – с досадой мотнул головой Костя. - Антон. Разговор не окончен, хочешь ты этого или нет. Я найду нужные слова и попробую тебя переубедить. Я не парламентёр и не дипломат. Я не умею дискутировать профессионально. Но я знаю, что ты в своей упёртости не одинок, вас таких здесь... Я тебе скажу одно, я смог найти подход ко многим людям и вывести их из глупого неведения. И тебя выведу, ты только не сопротивляйся. Для этого придётся тебе многое рассказать. Ты умный человек, и ты, в конце концов, поймёшь. Извини, мы пойдём с Ванькой.

Они мигом собрали посуду и ретировались, не забыв отправить к Антону парня из обслуги – вытереть стол.

***

Опять я в чём-то неправ. Всю жизнь я в чём-то неправ. И всегда вокруг находятся люди, считающие себя правее всех. И всё время меня кто-то пытается наставить на путь истинный. Мама, папа, школа, тренер в спортивной секции, зона... Зона. Это и мама, и папа, и школа. Лёва мне здорово помог. Поэтому я выжил. Странно, но его я послушал, хотя почти никогда и никого не слушал. Потому что там было страшно. По-настоящему страшно. Я всегда всё знал сам. Что делать, как делать, куда идти, с кем идти. А попав в лагерь – растерялся. Потому что зона - это другой мир, новый мир. А в другом мире не работают законы нашего мира, и чтобы стать достойным представителем нового мира, нужно узнать его законы, но их ещё никто нигде не написал. Значит, законы нужно брать из жизни, для этого нужно время, но никто не спросит – есть ли у тебя это время. Нарушишь закон, и навсегда попадёшь в касту опущенных, и уже никто не сможет тебе помочь, потому что на тебе клеймо. Несмываемое. Грязное. На десять лет. На целую жизнь.

Лёва пришёл в зону уже взрослым человеком. Ему было тридцать пять. По меркам лагеря, тридцать пять – это возраст. Нет, конечно, первозаходом в лагерь попадали люди и старше, но у них чаще всего не было уголовного прошлого, а у Лёвы за спиной была целая история. Только в зону он не попадал. Чудом не попадал. С молодых лет вращаясь в уголовном мире, он был умнее других, хитрее других и изворотливее других. Он не знал зоны, а зона про него знала. Он знал законы зоны, и зона его ждала. И дождалась. Ему дали пятнадцать лет, срок по всем меркам запредельный. В лагерь он вошёл своим человеком. И остался человеком.

Антон назвал бы его человеком с большой буквы, как бы пафосно это ни звучало. Лёва не был убийцей. Лёва не был маньяком, садистом, вором, он не был уголовником в том смысле, который обычно привязывают к этому слову. Лёва правил империей, он её создал. С нуля. Ему никогда в жизни не приходилось доказывать свою смелость, он просто ничего не боялся. Он никогда не приказывал, ему достаточно было просто сказать. Антон не помнил, чтобы Лёва хоть раз повысил голос, он всегда говорил ровно, и даже тихо, но когда он говорил, казалось, что замирает всё вокруг. Как только Лёва открывал рот, все остальные рты закрывались. Это тоже был закон.

Лёву на воле звали Андрей Петров. Антон так и не узнал, в каком городе выстроил свою империю Лёва. По слухам это был то ли Питер, то ли Москва, то ли Свердловск, а может действие происходило во всех этих городах. Каждый зек, говоря про Лёву, проникался благоговейным трепетом. Даже от красных Антон никогда плохого слова о Петрове не слышал, настолько велико было уважение к нему.

Неизвестно, как сложилась бы жизнь Антона в зоне, если бы буквально на третий день отсидки к нему не прибежал шестёрка с малявой, в которой простым и понятным языком было сказано, что его приглашают на разговор. Антон испугался, обострившееся чутьё начинающего зека ему подсказывало, что это судьба. Поговорят хорошо - значит и дальше будет всё хорошо. Поговорят плохо – значит всё, всегда, очень и очень долго будет плохо.

Андрей Петров не имел угрюмой наружности, каковой обязательно обладают киношные уголовники. Не был он ни могучим, ни даже просто крепким. Очкастый, сутулый, с виду даже хлипкий, он скорее походил на сельского учителя. И лишь только по тому, как шухернули все вокруг после его прихода, Антон понял, что у этого человека есть власть, и власть эта более чем реальна. И они поговорили. Поговорили хорошо.

На следующий день после памятной беседы, Антон не попал в промзону. Минуя развод, его отконвоировали в штаб и провели жёсткую проверку, заставив отладить барахлящие компьютеры в бухгалтерии. Бухгалтерия – это всегда сложно. Криптозащита. Простые с виду, но сложные изнутри алгоритмы. Базы данных. Для непосвящённого - адский клубок. Антон был посвящённым. К вечеру он практически утвердился штатным программистом в штабе. Прежнего турнули прочь. Девчонки-бухгалтеры пищали: «у нас ошибка выскакивала два года, а тут делов на полчаса». Главбух, монументальная женщина с гвардейской выправкой, генеральским голосом и фельдфебельскими замашками, гаркнула на весь продол: «Ефимыч! - так она обращалась к Хозяину, - этот парень будет мой!» - И вопрос был решён.

Одно смутное беспокойство постоянно терзало Антона. В его понимании, ни один власть имущий никогда бы в зоне не стал поднимать незнакомого человека без корысти. А раз корысть в услуге Лёвы присутствовала, значит, следовало ждать расплаты. Шли месяцы, а потом и годы, и никаких требований от Лёвы не поступало. Это было странно. Это было необъяснимо. Нет, конечно, мелкие просьбы приходили, но все они были несерьёзными, как казалось Антону. Или то, что он выполнял, было действительно важно для Лёвы, или он таким манером чисто по-человечески показывал, что они квиты. Можно было просто подойти и спросить, но Антон робел. Он решился на разговор, только когда зашел попрощаться. Лёва по его напряжённому лицу сразу всё понял и без разговора. Он крепко пожал Антону руку и тихо сказал: «Спасибо. Ты сделал для меня гораздо больше, чем я для тебя».

Груз с души упал. Антон чуть не расплакался. Он понял одно: в человеке всегда нужно видеть только человека, видеть до тех пор, пока человек не покажет свою звериную сущность. Лёва был человеком. Зона не выявила в нём ни одной животной черты. Лёва остался человеком. Много позже Антон узнал, что Андрею Петрову каким-то образом добавили срок, ходил слух, что добавили много, ещё пятнашку. Выходило так, что Лёве из зоны уже дороги не было...

© Мирошниченко Михаил. Ноябрь 2013 г. http://mafn.ru