Редко такое случается. Битый час тестирую программу – всё в порядке, в коде ошибок нет, да и откуда им взяться, ошибкам, если перед этим не было ни сбоев, ни внеплановых отключений. Прогнал её, родимую, вывел сигнал на порты, проверил пакеты, отбросив все старт-стопы и служебную информацию, всё чисто, команда идет на исполнительное устройство красивая и лаконичная как военный приказ. А зеркало встало, словно приколоченное, и на мониторе одна и та же картинка: подоконник, окно, а за окном метельная сизая мгла и такой же сизый замёрзший фонарь у подъезда. По моей команде зеркало должно было пройти вдоль стены ровно на одну сотую угловой секунды и ни градусом меньше. А оно стоит. То ли сервомеханизм разладился, то ли датчик положения сдох. И на месте не проверить никак. Я даже не знаю, где это зеркало находится, то ли в соседней комнате за стенкой, то ли в километре отсюда.   Зеркалом оно только называется, не зеркало это вовсе. Даже не знаю, как описать. Да и как описывать, если я эту штуку в глаза не видел.

На стуле в углу сидит Круглый и делает вид, что его нет. Ботинок снял, одну ногу под зад пристроил, вторую свесил долу, лапки пухлые на упругом брюшке сцепил, откинулся на мягкую спинку и ряшку свою по циркулю сделанную на грудь уронил – спит вроде. Где-то в Китае Будде такой памятник есть. Вот проснётся - и принесёт миру знание. Фамилия у него подходящая – Круглов, круглый он весь как херувим на новогодней открытке, на ручках вон даже складочки имеются. Не спит Коля, хитрит, принцип у него такой – пока ученик не хлебнёт фунт лиха - подмогу не высылать. Пусть бедолага покроется липким трудовым потом. Пусть штаны себе протрёт на шершавом стуле. Пусть проникнется, чтобы жизнь мёдом не казалась.

Круглый на бабах повёрнут. Башню у него много лет назад заклинило в одном положении, ребята его за это недолюбливают. Балабол он, Коля ваш, трепло закордонное. И всё об ей. С подробностями. При мне он свои позывы отчего-то сдерживает, при мне у Коли словесный запор случается. Это, наверно, потому, что при мне ему по службе молчать положено. Допуска у меня нет. Поговаривают, что Круглый стоял у истоков Базы, хотя верить Ваньке Беспалых всё равно, что прогнозу погоды.

Я его, между прочим, как человека позвал. Я не ученик, а он никакой не учитель, он такой же наёмник, только на внешнем контракте. На Базе он с нами не живёт, хотя комната у него есть как у всех, не хуже и не лучше. Понадобится – будет жить здесь неделю. Вот только комната – всего лишь слово такое. Это у вас, ребята, комната в вашей коммуналке. А у меня дома три комнаты: зал, спальня и кабинет, а ещё ванная с хромированными причиндалами, туалет с биде и гардеробная с колхозную конюшню величиной. Когда Старший меня первый раз привёл в жилой сектор сервиса, я, честно говоря, не понял куда попал. Я грешным делом подумал, что он коридором ошибся. Пока мне показывали, я ходил как по музею, раскрывши варежку, и все объяснения ушли мимо кассы. Потом привык. Спишь в спальне, работаешь в кабинете, телевизор смотришь в зале.

Я сейчас бы всё мог сделать из кабинета. Только здесь, на посту, находятся линии к исполнительным устройствам, а сигнал на них с домашнего терминала не прочитаешь. И обратную связь не прозвонишь... Вот я дурень! Отклик-то не проверил! А ну, давай, быстро запускай тест, расселся здесь, мыслитель...

- Привет из Мухосранска, - дыхнули Антону в самое ухо, - не выходит ничего, да?

- Дурак ты, Коля, - резко развернулся на стуле Антон. – Я тебе за дурацкие шутки в бубен в следующий раз заеду, понял? Со звоном.

- Да ладно, - хихикнул Круглый, - юмора не понимаешь? Что успел?

- Программу прогнал, сигнал проверил, зеркало стоит.

- Ага, – кивнул Круглый, - это у нас какой пост? - он оглянулся на дверь, - двенадцатый. Значит и тоннель тоже двенадцатый. Отклик проверил?

Насчёт отклика Антон решил умолчать. Коля из стального кейса с шифром достал свой планшет, поводил пальцем по экрану, завёл глаза под потолок и известил:

- Всё верно. Отклика нет. – Он выудил из нагрудного кармана наушник и всучил Антону, - Я – в тоннель, ты – на связи.

Антон с замиранием наблюдал за тем, как Коля водит обгрызенным ногтем по планшету, как перед ним в воздухе появляется дрожь, еле заметная рябь, как это эфирное мерцание превращается в практически осязаемый вертикальный овал, становится размытым и почти пропадает совсем. Потом Круглый делает шаг, и он уже исчез, втиснулся в воздух - и его нет. И рябь растаяла. Фантастика. Сколько раз Антон видел весь процесс, и никогда это зрелище ему не надоедало. Было в исчезновении Круглого нечто чарующее, нечто мистическое, от чего мурашки пробегали от пяток к затылку и немели щёки, хотя Антон прекрасно знал, что так активируется и работает тоннель, что на этом принципе на Базе работает буквально всё, даже дверь в его апартаментах.

Как он испугался тогда, обнаружив, что вместо выхода в коридор стоит стена. Нет выхода! Просто каменная стена, и никакой двери. Обычный твердый природный гранит. Справа и слева обои, а прямо перед глазами каменная твердь, осязаемая, шероховатая, даже влажноватая как будто. Боже, да он тогда чуть в штаны не наложил. Замуровали! Заперли! Связь не работала, свет горел вполнакала, жуткие бордовые тени по углам – и нет выхода...

- Антон, - раздался в наушнике голос Круглого, – запускай тест с самого начала. Сделай поворот зеркала ровно на сотую секунды влево по горизонтали.

Антон запустил программу, но изображение на экране не шелохнулось ни на миллиметр. Он без спроса попытался выполнить движение вверх на две сотых – картинка поползла и остановилась на запылённой и засиженной мухами поверхности обветшалого стола.

- Ты, дурень, - услышал он в наушнике, - пальцы мне прищемишь. Не вздумай больше ни вверх, ни вниз. Давай ещё раз, только теперь вправо.

Столешница на экране поползла в левую сторону, появился край гардины, и всё встало.

- Понятно, - сказал Круглый. – Теперь иди ко мне, одному тут никак.

- Так у меня допуска нет, - удивился Антон.

- Давай-давай, - сказал Коля, - допуск ему... Будет допуск. Вот сейчас залезешь ко мне - такой допуск тебе будет... Тоннель включу только...

В воздухе опять всё поплыло, замерцало, границы овала оформились плотными вихрящимися сгустками и растаяли, а с той точки, с которой смотрел Антон, сквозь плывущую плоскость входа видны были только искажённые слабой рефракцией столы с оборудованием, и чтобы проникнуть в тоннель, нужно было обойти это мерцание с другой стороны.

- Ну, где ты там? – заволновался Круглый.

- Сейчас, - сказал Антон и боком вдвинулся в тоннель.

Круглая бетонная шахта уходила вверх на несколько метров, пол устилал толстый слой поролона, в ниши стены были вмурованы скобы из арматуры, а в верхнем проёме светился Колин лунный лик. Ноги у Круглого болтались выше головы на манер театральной куклы в чулане, и весь он выглядел, мягко говоря, несуразно. Антон ловко полез по лестнице, но Коля резко осадил:

- Эй-эй-эй, не несись как голый в баню. Ел сегодня?

- Завтракал утром. Чай, то, сё. А что? – тормознул Антон.

- Это хорошо, - заколыхался Круглый как на ниточках. – Лезь, только тихо, а то швырнёт на зеркало, ремонтируй потом за тобой.

Антон полез медленнее и с удивлением обнаружил, что верхняя часть тела как будто потеряла вес, а ботинки уже не так твёрдо цепляются за скобу. Он стал продвигаться ещё осторожнее, и вдруг его плавно швырнуло вверх. Он побелевшими пальцами намертво вцепился в ступеньку, судорожно поджал ноги и понял, что его тянет куда-то вниз. Правда, где низ, а где верх понять было уже невозможно. Единственным желанием было завизжать и броситься наутёк, только вот броситься было некуда, вокруг падало всё: он сам, купол под ногами, шахта крутилась над головой и тоже падала, намереваясь накрыть Антона своей бетонной массой. Всё уносилось в преисподнюю и в то же время оставалось на месте.

- Я падаю, - прошептал он.

- Ты в невесомости, - грубо опроверг Круглый. – Что ты ёрзаешь, как мартышка на наждачном круге! Расслабься, закрой глаза и отпусти руки.

- Ага, отпусти, - заныл Антон и зажмурился, - а как шмякнет меня о стенку.

- Не шмякнет, не ты первый. Теперь медленно открывай глаза и смотри в одну точку, главное – не делай резких движений, - посоветовал Круглый.

Это помогло. Антон приоткрыл ресницы. Полусфера потолка через тени незаметно переходила в плоский пол, над которым, немного возвышаясь, торчали огромные круглые прозрачные люки. Антона поразило, что в каждом из окон он видит разную картинку. В одном с высоты нескольких десятков метров во всю свою длину размахнулась оранжевыми огнями прямая ночная улица. Околевшие, косматые от снега деревья. Скованные морозом фасады многоэтажек с редкими жёлтыми квадратами окон полусонных квартир. Во втором он уловил край знакомого засаленного стола. В третьем угадывался мрачный конференц-зал, освещённый только светом дворовых фонарей, а в остальных окнах застыла матовая чернота, словно их прикрыли бархатной занавеской... До Антона стало доходить, что никакие это не окна, что он видит знаменитые зеркала, и успокоился окончательно.

- Ну что, за работу? – весело прикрикнул Коля, плавно отпустил поручень, ограничивавший край шахты, мягко оттолкнулся рукой, и ногами вперёд поплыл к одному из зеркал. – Давай за мной.

- Как? – просипел Антон.

- Видишь кольца на полу? Цепляйся руками и ползи.

Антон, потея и обмирая при каждом движении, боясь оторваться и улететь к чертям собачьим, добрался до зеркала и завис. Круглый быстрыми уверенными движениями отстегнул от фиксаторов датчик, защёлкнул на место новый, взятый из кейса, подключил клеммник и сказал:

- Всё, поехали назад.

- Я-то зачем тебе был нужен? - озадаченно спросил Антон.

- За надом. Я тебе внизу всё объясню, - потянул его за рукав Круглый. – Плыви вперёд, разворачивайся над шахтой и спускайся ногами вперёд. Хотя нет, ну тебя. Я впереди, а ты смотришь и повторяешь.

Вниз добрались без приключений. Антон сидел на полу шахты, удерживая трясущиеся коленки в руках, всеми косточками ощущая податливость поролона и вес тела. Можно было отставить руки назад и покачаться туда-сюда. Можно было даже лечь, но сидеть было лучше. Почва не уплывала из-под ног, стенки шахты не вращались сами по себе, всё выглядело вполне сносно, никаких тебе выкрутасов. Коля сидел напротив и поглядывал снисходительно.

- Ну что, очухался? – начал подниматься он.

- Давай ещё пять минут посидим, - Антон откинулся спиной на прохладную стенку шахты, плотно зажмурился и снова открыл глаза.

- Согласен, - сказал Коля, - я тебе как раз одну историю хотел рассказать.

- Только не про баб, - быстро предупредил Антон.

- Не про баб... – задумчиво повторил Круглый – Хорошо. Не про баб - так не про баб. Я тебе вообще-то про тоннели хотел рассказать...

- Давай, - оживился Антон, - про тоннели давай, я с удовольствием про тоннели.

- Допуск ты сегодня получил. – Антон кивнул. – А раз получил, значит, пора тебе понять и как всё это работает.

- И зачем, - добавил Антон.

- Нет, господин Одинцов, если бы я сам знал зачем, то было бы неинтересно. Хотя я догадываюсь – зачем, и можно сказать даже понимаю - зачем, но делиться с тобой своими идеями не буду. И знаешь почему?

- Почему?

- Наверно хочу, чтобы ты сам обо всём догадался. Скорее всего, ты и так догадываешься, а мои догадки тебе ни к чему. – Антон снова кивнул. – Ну а раз догадываешься, то рассказывай первый. Я тоже, знаешь ли, любопытный.

- Давай попробую... Значит так... – сказал он для разгона. – Это место, я имею в виду нашу Базу, находится под землёй, здесь вокруг голый скальный камень. Гранит. - И он рассказал Коле про замурованную дверь, про то, как не нашёл выхода в коридор, только про собственные страхи рассказывать не стал.

- Так, – хмыкнул Коля. – Я слушаю, слушаю.

- Знаешь что? До меня только сейчас дошло! - ошеломлённо сказал Антон. – Мы ведь с тобой в космосе были!

- Да, Тоха, - Круглый, скалясь, смотрел на астронавта. - После длительных поисков мы обнаружили у тебя нечто похожее на мозг. Конечно в космосе, где же ещё? Под землю невесомость ещё не провели.

- Вот! - захлёбываясь от прилива чувств, чуть не закричал Антон, - Вот именно! Смотри: через временный горизонтальный тоннель, который ты активируешь на посту двенадцать, мы попадаем в вертикальный тоннель с прозрачным входом, который находится в этой шахте. А шахта нас выводит прямо на геостационарный спутник.

- Почему геостационарный? – задрав бровь, осведомился Коля.

- А потому, - засмеялся счастливый Антон, которому казалось, что он решил неразрешимую задачу, - а потому, что попасть на обычный спутник ты бы не смог. Точнее смог, но для этого шахта должна быть подвижной, чтобы нацеливать тоннель на спутник. Ты же попал сюда буквально за минуту, значит, ничего ты не нацеливал, а просто перешёл из шахты в космос. Правильно?

- Прям Галилей, - восхитился Круглый. - Мало того, спутник ещё и привязан к тоннелю практически намертво. Ржавыми болтами. С гайками. Только это всё детали, Антон, техника. А ты мне обещал поделиться мыслями не о том, как это работает, а зачем.

- Чтобы наблюдать, зачем же ещё? – развёл ладони Антон. – Зеркала управляются с поста. Каждое из зеркал генерирует тоннель, абсолютно прозрачный с одной стороны, и он направлен со спутника на землю. К зеркалу прицеплена видеокамера. Вот и всё. Оператор с поста управляет зеркалом на орбите и может наблюдать через него за любым местом на земле...

- И за нами тоже?

- Да. Если знать точку, где находится База, то и за нами тоже. Запросто. Слушай! А давай проверим! - засуетился Антон. – Пошли на пост, там и проверим!

- Балбес ты, Тоха. Даже я не знаю, где находится База. Ты здорово угадал, что под землёй, только вот где? Я ведь попадаю сюда по личному тоннелю, понимаешь? Шаг – и я здесь. Шаг назад – и я дома. Я могу вычислить только направление на Базу, но не расстояние и не глубину. Ты где до этого работал? – неожиданно спросил Круглый.

- В зоне я был. Семь лет. Потом на поселении ещё, – замялся Антон и пальцем поцарапал поролон.

- Во-о-он как! С виду и не скажешь. Солидно выглядишь, интеллигентно. Я тоже чуть не загремел. Бригада у меня была, сейчас даже не верится... Ларьки щипали, барыг щипали, район держали жёстко. Всех пересажали кроме меня. Я в своё время железно усвоил простое правило: генералу не обязательно воевать - вот и не сел. Деньги все профукал, а посадить не посадили.

- Не печалься, Коля, - успокоил его Антон, - немного ты потерял.

- Да я и не расстраиваюсь. За что сидел-то хоть?

- Ни за что, - отмахнулся Антон.

- Ни за что семь лет не дают.

- Десять... Десять лет мне тогда дали. Выпустили по удо. Можно сказать повезло...

- Повезло... – эхом повторил Коля.

***

Антон очень любил весну. Как только весна заканчивалась, он с тоской начинал ждать следующую весну. Он никогда и никому об этом не говорил, даже Ленке. Весна для него всегда была началом. Новым Годом.

Но только не март. Не надо март записывать в весну. Март на Урале, если хотите знать, похлеще января случается. В палец толщиной морозная шуба на окнах и наглухо переметённый вход в подъезд по утрам. Толкнёшь обледенелую дверь – а там... Как закрутит между сопок, накопит злость, как выплеснется на город ветер с колючими льдинками по фронту, как хлестанет по лицу, по телу, под тёплую куртку по спине - и жизни не рад, до работы пёхом полчаса как минимум, а против ветра и минут сорок с хвостиком. Весна пришла. Открывай ворота.

Апрель Антону всегда вспоминался как один сверкающий солнечный день. Выглянешь в окно, а за окном – лысый косогор, весь в кучах крапчатого снега, проеденного тонкими жгучими лучиками солнца. Над косогором улица, выше – следующий косогор. Редкие машины ползут по горло в воде, утопая в глубоких колеях, цепляя брюхом лёд, а как проедут, тут же весёлые потоки заполняют рытвины и размывают дорогу до жуткой глубины. Ручейки превращаются в речки, в потоки, в ниагары воды, и страшно идти рядом. Оскользнёшься – пропал, мало того, что осрамишься перед честным народом, так ещё ангина с бронхитом и воспалением лёгких обеспечены. Вдоль косогора короткими перебежками как по палубе попавшего в шторм корабля крадётся население: от одной ненадёжно опоры к другой, от дерева к дереву, от стенки дома до ближайшего куста.

А как оголится земля, как покажет весь срам, тут и трава подоспела. Лезет настырно по проплешинам, подмигивает время от времени первыми желтыми цветами, старается прикрыть земную наготу. И вот тут появляется запах. Запах весны. Тут начинается май.

Антон в это время распаковывал окна от зимних пут, обдирал намертво пристывшие бумажные полосы, отмачивал, драил, воевал с приржавевшими шпингалетами. Бабульки с лавочек, поджав сухие губы, смотрели на парня в застиранной футболке и в штанах с пузырящимися коленками, отважно гремящего ведром на четвёртом этаже бледно-жёлтого жилого дома с облупившейся местами штукатуркой. Не время было мыть окна. Время наступало недели через три, но Антону было наплевать на правила с приличиями и на одушевлённый сквозняк, смело шуровавший по комнатам, трепля отставшие обои. Весна пришла. Открывай ворота. А вы сидите в своих душных квартирах и дышите своей затхлой пылью.

После майских праздников, в первые же выходные, Антон собирал палатку, удочки, продувал резиновую лодку на предмет ранений и пролежней, заботливо паковал любимый штопаный рюкзак, не без драки брал на работе пару дополнительных отгулов, и в пятницу вечером с душевным трепетом садился в электричку. Полтора часа в полупустом вагоне он торчал у открытого окна и не мог надышаться. У него было в запасе четыре дня, но ни одной минуты этого благословенного времени он не хотел потратить впустую. Поезд кружил между сопками каким-то немыслимым серпантином так, что одни и те же вершины после очередного поворота открывались в совершенно новом ракурсе: то виднелась каменная осыпь, то через несколько минут эта же гора показывала лесистый бок, закрашенный густой еловой зеленью с нежными пятнами молодой берёзовой и осиновой листвы.

В каждой такой поездке Антон воспарял к небесам и вновь воскресал не один раз. Высунувшись наполовину из окна, он плыл в этом лесном великолепии и улыбался, как будто не было вокруг грохочущего железного вагона. Ему казалось, что он летит над пробуждающимся лесом, невесомый и бестелесный. Пару раз так выпадал из реальности, что на станции возле озера ему приходилось выскакивать со своим чудовищным багажом чуть ли не на ходу, хорошо, что народу в это время почти не было, иначе втоптали бы обратно в вагон, и прись потом назад к озеру пешком от следующей станции как верблюд.

На месте он оказывался часам к семи вечера. Чтобы добраться до полукилометрового дикого участка прибрежной полосы между двумя санаториями, ему приходилось тащиться по территории одного из этих монстров советской эпохи. Мимо мускулистых цементных пловчих с отбитыми носами и облупленными до арматуры кистями рук, зрелище было не для слабонервных. Мимо настырного гипсового альпиниста, который не первый десяток лет с натугой тянул ржавый трос из постамента. Мимо обветшалых двухэтажных корпусов с деревянными колоннами под прогнившими балкончиками, с чудом сохранившимися выцветшими надписями «Миру - Мир» и «Слава Труду». Мимо выстроенной на мысе массивной как дот эстрады, зачем-то обращённой своим эхом в сторону озера...

Свалив поклажу в кучу, Антон первым делом, до темноты, расставлял палатку, благо места было предостаточно, и быстро собирал дрова. В летние времена, уже в пятницу вечером на этом берегу шагу нельзя было ступить, не наткнувшись на чей-нибудь лагерь, а сейчас было пусто и безмятежно. Ни тебе звона гитар, ни тебе сумасшедших саксофонистов, наперегонки раздиравших ночь звуками пароходных гудков или мучивших слух заунывными импровизациями собственного сочинения. И такое бывало. И саксофонисты. И баянисты. И гитаристы. Чего тут только не бывало. Злые пьяные драки. Добрые весёлые потасовки с гиканьем и первобытными плясками. Гомон, звон посуды, ночные купания с привизгом. Петарды.

Сейчас лес отдыхал от отдыхающих. В санатории, дома отдыха и прочие профилактории народ ещё не подтянулся, точнее, наезжали временами психи типа Антона, которым подавай только изумрудную траву, вековые сосны до небес, сонный озёрный прибой и чистый лесной воздух. Но таких извращенцев было совсем мало. Все остальные к отдыху были более требовательны.

Антону нравилось быть хозяином побережья. Все нападавшие за зиму с сосен дрова - его. Вся вода - его. Вся распускающаяся зелень тоже принадлежала только ему. Он неторопливо собирал жестяной мангал, рядом разводил костерок, а пока создавался уют, доставал банку маринованных огурцов, пальцами выуживал один, наливал в походную кружку сто грамм водки и выпивал, как он говорил, «для профилактики». От всего: от простуды, от комаров, неизвестно откуда появляющихся в это холодное для них время, да и просто от промозглой весенней ночной сырости. Антон почти всю первую ночь просиживал у огня.

Проснувшись поздно, он так же неторопливо надувал лодку, укладывал снасти и уплывал к острову, не особо надеясь на улов, не за этим он сюда приезжал. О вещах он не беспокоился. По неписаным законам, воровать здесь не полагалось, да и некому в это время года было воровать. Бомжей сюда не заносило, от города им добираться не с руки, а туристы, если таковые случайно попадались, наоборот, могли навялить тебе перед отбытием к пенатам остатки собственного продовольственного пайка...

На этот раз вышло по-другому. Возвращаясь с рыбалки, он ещё издали заметил в районе своего лагеря буйный костёр. Свои угли из костра он ссыпал дотлевать в мангал, а пепелище, как и полагается, залил водой. Он торопливо погрёб к берегу.  Бросив лодку на берегу, он оленьими прыжками помчался на свою поляну.

Все с таким трудом собранные вчера дрова были свалены в погребальный костёр. Освежёванный рюкзак с распахнутой в агонии пастью валялся в стороне. Припасы, как бредовая магическая пентаграмма, были в рассыпаны по всей площадке абы как, а на брёвнышках возле палатки три пьяных подростка лет по шестнадцати азартно уплетали вкуснятину из походных банок. Две порожние бутылки из-под водки валялись тут же. Палатка ходила ходуном от распиравших её изнутри страстей, оттуда неслось невнятное мычание, как будто кому-то затыкали рот.

- А вот и хозяин! – глумливо крикнул один из подростков. – Присаживайся, гостем будешь. Чего встал как неродной?

Ещё две пустые рожи повернулись к Антону и заухмылялись слюнявыми ртами. В драку лезть не хотелось. Подростки были рослые, откормленные. Дальше всё случилось как в ускоренном фильме. Из палатки вырвался истошный, на срыве связок, девчачий визг, резанул слух, и сама девчонка, совершенно голая, по пояс выскочила из-под дверного клапана, но тут же застряла - кто-то цепко держал её изнутри. Антон бессознательно рванулся на помощь, одним движением раскидал в стороны закрывавших вход в палатку пацанов, за руку выдернул девчушку, нырнул внутрь, завернул насильнику, такому же мальцу, руку за спину, обхватил его горло рукой на удушение и выволок из палатки. Его поджидали. Один архаровец из тех, что оставались снаружи, медленно отступал назад, манерно помахивая ладошками на себя, мол, подходи, не стесняйся. Девчонка, сверкая пятками и голой спиной, уносилась к берегу, схватив по пути одну из рубашек Антона. Другие с двух сторон заходили за спину классическим подлым уличным манёвром. Боковым зрением Антон заметил резкое движение слева и успел отдёрнуть голову. Тяжёлый булыжник чиркнул его по уху и с мясницким хрустом вонзился в затылок парню, которого он держал болевым приёмом. Брызнула кровь, а дальше Антон ничего не помнил. Второй говнюк успел зайти справа, и вышиб из него дух сосновой дубиной...

Потом было следствие. Двое подонков оказались отпрысками блатных боссов из черкульской администрации, а убитый приходился сыном местному финансовому воротиле. Напрасно из отдела, в котором работал Антон, в суд была написана самая положительная характеристика. Напрасно мать обивала пороги, пытаясь доказать, что её сын не способен убить человека. Напрасно друзья искали девчонку, которая могла стать свидетелем защиты, никто не знал ни её имени, ни фамилии, а подонки убедили всех, что никакой девчонки не было и в помине...

Общественное мнение бурлило. Общественность не дремала. Общественность негодовала. Пьяный турист убил невинного подростка, отличника, призёра, чемпиона, без двух минут героя. Гудели газеты, гудели продуктовые очереди, народ требовал самой суровой кары. В материалах дела на первом месте ярким, убедительным пятном красовалась фотография: жертва с раскроенным черепом, и рядом, в бессознательном состоянии, сам кровавый маньяк с камнем в руке, чей пьяный разгул был остановлен смелостью и отвагой вовремя подоспевших друзей подающего надежды отличника и призёра... Трое свидетелей. Улики налицо. Ещё доказательства нужны?

Следователь Митрофанов, смурной наглый парень чуть старше Антона, прилизанный и гладкий, однажды сказал на допросе:

- Хочешь совет? Не рыпайся. Будешь дёргаться - я тебя по полной укатаю.

Причём этот прыщ, как понял Антон по некоторым деталям разговора на первой же встрече, прекрасно знал всю правду. Конечно, городская элита, мать вашу. Совместные пьянки, общие интересы, наверно дела делались и деньги разворовывались сообща.

На скоротечном суде, скрежеща зубами от бессилия, Антон выслушал всё, что причиталось, принял приговор как горькое лекарство и пообещал себе когда-нибудь отомстить всем сволочам. Но больше всего его поразила мать убитого пацана. Она не знала правды. Его правды. Всей правды. На последнем заседании она злой ведьмой метнулась к Антону, и, если бы не решётка, огораживающая скамью подсудимых, привела бы собственноручно вынесенный приговор в исполнение. Такой жуткой ненависти в человеческих глазах Антону видеть не доводилось никогда. Для него это было самым страшным открытием. Наверно поэтому, отсидев семь лет, он не сразу решился вернуться в родной город.

***

- История... – Коля длинно выматерился. – Отомстить значит хочешь?

- Сначала хотел, даже пистолет приобрёл через связи с зоны. Потом и пистолет отобрали.

- Кто? – удивился Круглый, - менты?

- Да при чём здесь менты? Серёга Галыгин сказал, что забрал, а в схрон я даже не заглядывал в последнее время. Лежит себе, думаю, и пусть лежит. Понадобится – возьму.

- А-а-а, если Галыгин сказал, то точно забрал. И правильно сделал.

- Почему это?

- Потому. Заработал бы ты себе сейчас новый срок, а правды бы не нашёл. Как фамилия пацана-то, не Шумилов, случайно?

- Шумилов.

- Громкая история была. Значит, это был ты. Я ведь сам из Черкуля. А тех троих помнишь?

- Как не помнить. Они у меня вот где записаны.

- Дурак ты, Тоха, дурак большой.

- Это почему это? – обиделся Антон.

- Кому ты мстить собрался? Пацанам? Митрофанову твоему? Кому? Ты разве ещё не понял, что тебя не они посадили? Система тебя посадила. Система, понимаешь? Вот где искать надо. И не надо мстить, надо исправлять. Ломать все умеют, а вот строить...

- Иди ты, Коля, со своей системой, - взъярился Антон. - Ещё один нашёлся. Не надо меня пичкать своими бреднями. Учитель вшивый. Кто бы говорил! Сам-то ты бандючил тоже в пределах этой системы? Есть конкретные сволочи – они меня и подставили, а не твоя идиотская система.

- Ладно. Проехали, – неожиданно жёстко сказал Круглый, легко поднялся и, заложив руки за спину, на прямых ногах наклонился к Антону. – Ты семь лет сидел, а я пятнадцать лет был алкашом. Синяком. Отребьем. Отбросом общества. В дерьме жил, дерьмо ел и пил. И я точно знаю, кто со мной это сделал. Это был не один человек, и даже не трое. Понял? Пошли обедать, – повернулся он и завозился со своим планшетом.

© Мирошниченко Михаил. Ноябрь 2013 г. http://mafn.ru