logo



Главная Литература Художественная Туннель Туннель. Глава четырнадцатая

Туннель. Глава четырнадцатая

Геннадий Васильевич выкатился из стеклянных дверей прокуратуры и некоторое время стоял, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Надо было дублёнку в гардеробе оставить, думал – на минутку... На минутку. Час он меня мурыжил... Фух... Это что же такое получается? Носом об стол, да ещё повозили как мальчишку, чтобы в соплях собственных измазался, да с удовольствием повозили, да с приговором. Чтобы запомнил... Он вытащил платок и долго утирался, с наслаждением вдыхая морозный воздух. Немного остынув, Геннадий Васильевич подозвал машину; не откладывая, спустил собак на водителя за просто так и приказал ехать обедать. Дома без причины отвесил пятикласснику сыну звонкого леща, рыком загнал тёщу в ванную, выдал жене подробную характеристику, хоть сейчас в бордель, без аппетита пообедал и убыл на службу.

В кабинете он первым делом прошёл в тот угол, из которого, по всей видимости, производилась съёмка, внимательно всё осмотрел, простучал стену, выглянул в окно и, не обнаружив ничего криминального, через селектор вызвал секретаршу.

- Верочка, принесите, пожалуйста, отчёт за декабрь. – Не нужен был ему отчёт, нужна была сама Верочка, так нужна, что прямо сил нет, как нужна.

Верочка вошла, прижимая к груди жиденькую папку, прямая, сухая и безликая как стенд объявлений в холле.

- Присядьте, - отвратительно улыбаясь, указал подбородком Геннадий Васильевич на ряд стульев вдоль окон. Чуя неладное, Верочка ещё больше ссохлась, побледнела и устроилась на краешке стула, прикрывшись спасительной папкой как бронёй.

- Верочка, - вкрадчиво начал Геннадий Васильевич и замолчал, давая Верочке возможность пропитаться страхом ожидания. Пауза просто обязывала Верочку осознать собственную никчемность и призывала её к полной искренности. – Верочка, - повторил он внушительно, - кто-нибудь заходит в мой кабинет, когда меня не бывает на месте? Позавчера, например, никто не заходил?

- Нет, конечно, Геннадий Васильевич, ключ ведь только у Вас, - стараясь говорить убедительно, промямлила Верочка.

- Странно, милая моя, что Вы забыли про запасной ключ, который лежит в Вашем сейфе, - ловко направил мысли Верочки начальник, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик.

- Я его никому не давала, - ещё тише подтвердила Верочка. – Я бы помнила.

- Ты, коза драная, - зашипел Геннадий Васильевич, - говори, кому давала ключ. Я всё равно это выясню, но тебе от этого только хуже будет. Лучше сама скажи или я не знаю, что с тобой сделаю! – заорал он, брызгаясь.

Верочку вдавило в стул, ноги она поджала под себя и закрыла папкой половину лица. Таким Геннадий Васильевич предстал перед ней в первый раз. Зрелище было кошмарным. Шея над белоснежным воротником рубашки вздулась багровыми венами, глаза выкатились на метр, всего его трясло как в припадке. Верочка передвинулась подальше на один стул и из нового убежища прошептала:

- И не надо на меня голос повышать. Я ключ никому не давала...

- Так откуда тогда... – крикнул, было, Геннадий Васильевич и остановился... А вот этого не надо. А вот это уже лишнее... Хватит того, что знают трое... точнее четверо, если считать и того, кто запись эту сделал. Я знаю, прокурор знает, ретивый следователь знает и еще, по крайней мере, один это знает, и вот этого одного необходимо вывести на чистую воду. А Верочке об этом знать совсем не следует.

- Извините, Верочка, простите ради бога, - Геннадий Васильевич постепенно начал приобретать нормальный цвет. – Понимаете, Верочка, у меня... пропала одна бумага... очень важная бумага, и оставил я её в кабинете, больше негде.

- Я никому не давала ключ... – прошептала Верочка и беззвучно заплакала.

- Ну что Вы, Верочка, ну простите Вы меня, сорвался. Идите-ка Вы домой, милая, идите... Заодно скажите там, в приёмной, что я сегодня никого не принимаю. Хорошо? Ещё раз простите...

Верочка промокнула глаза платком, кивнула и вышла, жалкая и поникшая как все незаслуженно обиженные люди. Геннадий Васильевич тут же схватился за телефон.

- Андрей? Ты у себя? Я сейчас заеду, никуда не уезжай.

В строительном дворе стоял гвалт, десяток оранжевых касок под управлением одной белой пытались втиснуть в маленький грузовик устрашающих размеров деревянный ящик. В центре площадки пауком растопырился автокран, по щиколотки увязнув опорами в мёрзлой грязи. Белая каска, исходя руганью, металась меж оранжевых как биток в бильярде, толку от этого было мало, груз мотало на тросе, оранжевые терпеливо сносили попрёки и деловито поплёвывали по сторонам. С каждой новой попыткой кран всё сильнее тонул в податливом грунте, крановщик с грохочущих дизелем высот разевал в немом гневе рот и соскакивал на платформу делая вид, что сейчас спустится и надаёт по сопатке всем оранжевым каскам и белой в придачу.

Чёрный джип остановился прямо перед скопищем, белая каска взялась объяснять водителю маршрут объезда временного затора, а оранжевые как по команде закурили и снегирями расселись в сторонке на дощатый пандус.

Геннадий Васильевич с одышкой взобрался на четвёртый этаж административного здания строительного управления, проклиная недоумков архитекторов, планирующих начальственные кабинеты на последних этажах. На коричневом дерматине двери золотом сияла табличка «Начальник СМУ-2 Хохлов А.В.»

- Сидишь? - Геннадий Васильевич кинул портфель на стул, добрался до графина с водой, налил полный стакан и выпил в три глотка. – У тебя, значит, всё в порядке, а там хоть трава не расти?

- Что-то случилось? – встревожился Андрей Валентинович.

- Случилось, - отрезал Зарубин. – Ещё как случилось. Не просто случилось, а чуть концы не отдал, – он налил ещё стакан, выцедил мелкими глотками, утёрся и промокнул лоб платком. – На вот, смотри, - он достал из портфеля и кинул на стол Хохлову документы.

- Что это? – спросил Андрей Валентинович, опасливо глядя на папку.

- Это, Андрюша, лет пятнадцать как минимум мне и лет десять тебе. Мне – точно, тебе – под вопросом, я в юридически аспектах ещё не разбирался. Какая-то сволочь сняла на видео наш с тобой разговор и отослала запись в прокуратуру.

Андрей Валентинович дрожащей рукой подвинул папку поближе и опасливо заглянул:

- А здесь-то что?

- Дело, мой друг. Это дело, которое наш бдительный Михаил Семёнович вовремя изъял у своего следователя. Сегодня утром на планёрке этот дуб, это... молодое дарование докладывает при всех, что получил анонимную запись и уже собирается открытым текстом объявить фамилии и факты. Михаил Семёнович вовремя рот ему заткнул, дело отобрал, всыпал перцу, в общем, нагнал страху. О таких вещах в первую очередь докладывают начальству лично, а не бренчат на всех углах. Потом ознакомился с материалом, вызвал меня по телефону и вставил фитиль, а мне, Андрюша, фитили противопоказаны, у меня, если хочешь знать, уже один инфаркт был и больше мне как-то не хочется... На вот, я сам ещё не видел, - Зарубин выудил из портфеля кассету, - есть, где посмотреть?

Нет, что ни говорите, а от оператора частенько мало что зависит, например, в статичной сцене. Выручает мастерство актёров, особенно если на подмостки выходят такие вот глыбы. Сыграно было просто блестяще, сильно, свежо. Даже самый закоренелый скептик не нашёл бы зацепок для критики. Перед глазами заворожённых зрителей разыгрывалась драма, постичь все глубины которой нам помогали звёзды практически мировой величины. В простом, казалось бы, эпизоде полностью раскрылся недюжинный талант Геннадия Васильевича Зарубина, блестяще сыгравшего моральное падение заурядного провинциального чиновника. Ничуть не уступал ему в образности совратитель в лице Андрея Валентиновича Хохлова, железная решимость и энергичность которого разрушили показную непоколебимость Зарубина. С первых минут просмотра зрителю становилось ясно, что Зарубин заранее склонен к согласию, но поначалу он для убедительности сопротивляется напористому и хваткому Хохлову, отказывается от сулимых золотых гор, а затем понемногу сдаёт позиции, неподдельная алчность туманит его взор и он соглашается на подлог. Напряжение растёт, близится апогей... Звучным аккордом гремит финальная фраза: «Хорош гундеть, Геннадий Васильевич, и тебе кусок отвалится...»

- Язви тя! – выдохнул Хохлов. – Это откуда же снимали? Через окно?

- Какое окно, Андрей? Ты звук послушай!

- Да... будто рядом стоял... А ты куда смотрел? У тебя в кабинете, буквально под носом... Кто? Какая гнида могла такое сотворить? – перешёл Хохлов на комсомольский жаргон. - Это же не дулю в кармане спрятать, это же камера, судя по качеству – профессиональная. Как можно было не заметить?

- Вот, Андрей. И я о том же, как мы с тобой ничего не заметили?

- Почему это «мы»? Твой кабинет вообще-то.

- Да потому, Андрей, что и ты, и я, по крайней мере, несколько раз смотрели прямо в камеру. Что там было?

- Лично я во все стороны смотрел, так что не надо. Вообще-то... Штора у тебя там есть такая с золотой косицей...

Поехали проводить следственный эксперимент. На месте выяснилось, что за подозрительной шторой не то, что съёмочная бригада, ладонь помещалась с трудом. Пинкертоны облазили все подозрительные углы, обшарили столы, заглянули со стремянки даже за подвесной потолок, точнее это Хохлов как более молодой лазил, а Зарубин руководил. И выяснили, что ничего не выяснили.

- Слушай, Андрей, - задумчиво выкручивая карандашом восьмёрки на столе, проговорил Геннадий Васильевич, - а у тебя нет ощущения, что за нами и сейчас кто-то наблюдает?

Хохлов скатился с лестницы и присел на стул, мерзляво зажав ладони между колен.

- Есть маленько, - сказал он вполголоса. – И даже не маленько... Давай шторы задёрнем.

- Зачем? Ты не понял ещё, что не через окно снимали? Вон та точка, - Зарубин выбрался из-за стола, подошёл к стене и с размаху хлопнул ладонью по золочёной завитушке на отдёрнутой шторе. – Вот. Здесь оно было. А может, есть до сих пор?

- Брось, Геннадий Васильевич, - подозрительно посмотрел на хозяина кабинета Хохлов, - нам с тобой только психушки не хватало. Нет там ничего...

- Вот то-то же. Нет... А если было, то уместиться не могло. А если не было, то откуда запись? Тут, Андрей, не психушкой пахнет, тут вообще мистика какая-то. Ты понимаешь, что наш с тобой устный договор автоматически расторгается? Понимаешь, что нам сейчас надо сидеть тише воды ниже травы?

- С какой такой стати? Это же сколько мы потеряем? Там уже люди заряжены, и немаленькие я тебе доложу люди... Их подводить никак нельзя...

- Андрей, хоть какие там люди – хоть большие, хоть маленькие, но в петлю лезть я не собираюсь. Сняли один раз – снимут и второй, вот только в следующий раз кассету могут отдать и повыше, доходит до тебя такой расклад?

- Да погоди ты, что ты сразу – в петлю, да повыше... Просто будем теперь договариваться в другом месте, на улице, например, или в машине, да где угодно. Аппаратуру везде не установишь. А дело уже решённое, деньги большие. Так что давай-ка без выкрутасов, Геннадий Васильевич, всё будет в порядке. Хорош гундеть, - заржал Андрей Валентинович.

© Мирошниченко Михаил. Январь 2013 г. http://mafn.ru

Rambler's Top100 Яндекс цитирования